25.11.2002 20:21
Ведущая Марина Катыс
Проблема мусора и его утилизации до сих пор не решена не только в России, но и в мире. Однако в России основной опасностью существующих свалок являются пожары.
О состоянии мусорных свалок в Подмосковье рассказывает наш обнинский корреспондент Алексей Собачкин.
Алексей Собачкин: Сказать, что свалки не контролируются, нельзя. Эта обязанность возложена на санитарных врачей. В Обнинске есть две свалки - действующая и заброшенная. На действующей свалке Госсанэпиднадзор 4 раза в год берет пробы на группу азота, на нефтепродукты и соли тяжелых металлов. И, как нас заверили в службе коммуанльного хзозяйства, за годы работы этой свалки не зафиксировано отрицательное влияние на окружающую среду. Однако, хотя на свалке из-за химических реакций могцут образовываться диоксины, анализы не проводятся. По существующим нормам и положениям, санитарные врачи не обязаны проводить исследования свалок на содержание этих ядов. Даже если у них возникло бы такое желание - сделать это очень трудно, так как в России есть только 3 лаборатории, способные сделать анализ на диоксины: в Москве, в Уфе и в Обнинске. К тому же такое исследование стоит около 200 долларов, а денег у Госсанэпиднадзора нет.
Директор муниципального предприятия "Коммунальное хозяйство" Виктор Изгаршев, в ведении которого находится свалка, знает, что диоксины образуются только в результате горения мусора, а пожары на свалке стараются не допускать. Дейчтвительно действующая свалка под Обнинском горит редко, хотя время от времени начинает самопроизвольно дымиться, так как в ее недрах, не прекращаясь, идут химические процессы.
Кроме действующей свалки под Обнинском, есть еще полузабытое хранилище мусора в районе дачного поселка Красная Горка. Оно время от времени дымится до сих пор, хотя было закрыто еще в 1988 году. Свалка на Красной Горке - это просто бывший карьер, в который на протяжении десятков лет ссыпался всякий хлам. Там вообще нет никакой защиты почвы, и опасные вещества, образующиеся в ее недрах, запросто могут попасть в подземные воды.
Новая свалка, в отличие от старой, оборудована. При ее строительстве дно было выложено бетонными плитами, швы загерметизированны, на плиты положили полуметровый слой глины. Но достаточная ли это защита, чтобы отравляющие вещества не попадали в подземные воды? Как считают обнинские экологи, свалка существует с нарушением современных требований: она стоит на болотистой почве с прослойкой песка между основанием свалки и подземными водами. Ученые предполагают, что материалы, использованные для герметизации, уже давно съедены микроорганизмами, но так ли это - точно не известно. Поэтому, считают экологи, требуется внимательное изучение свалок - и новой, и старой.
Марина Катыс: Одним из наиболее простых решений проблемы утилизации бытовых отходов считаются мусоросжигательные заводы.
Мой собеседник - координатор токсической кампании "Гринпис - Россия" Алексей Киселев.
Алексей Киселев: Начнем с того, что мусоросжигательный завод - это та же самая свалка, только - в более цивилизованном виде. Будь то свалка бытовых отходов, будь то мусоросжигательный завод - это одни из мощнейших источников диоксинов. Например, мусоросжигательные заводы Австрии дают половину всей годовой эмиссии этой страны по диоксинам.
Единственный способ найти выход из сложившейся ситуации - это, действительно, переработка отходов. Другого способа не существует.
Марина Катыс: Но дело в том, что сторонники мусоросжигания говорят, что это и есть переработка.
Алексей Киселев: Ну, на самом деле, это такое "кривление" душой. В принципе, да, назвать мусоросжигательный завод - мусороперерабатывающим заводом можно, но - с большой натяжкой. Мусоросжигательный завод перерабатывает обычный бытовой мусор, нетоксичный, неопасный, - в золу, уменьшая объем в 3 раза. То есть безопасный мусор трансформируется в токсичную золу. Причем, куда потом эту золу (то есть отходы сжигания) девать - не знает никто. Никто и нигде - ни в Европе, ни в мире, ни в России.
В Европе зола вывозится на специальный полигон, закрывается пленкой и охраняется. Она хранится там достаточно долгое время.
Были попытки в ряде случаев, в том числе и в США, добавлять золу в бетон, в цемент, строить дороги, но несколько скандалов в США поставили на этом крест.
Дело в том, что когда мы золу помещаем в тот же самый цемент - цемент от времени разрушается. А зола - это концентрированная вся та гадость, которая образовалась в результате горения мусора. Со временем цемент разрушается и токсичная зола снова попадает в окружающую среду.
Во многих странах мира принято считать, что мусоросжигание - самый простой способ борьбы с мусором. Пшик - и его нет. Пшик - и он сгорел.
Марина Катыс: НО после этого ведь возникают гораздо более токсичные отходы. Разве это может быть решением проблемы?
Алексей Киселев: Наука считает, что - нет, но у нас наука и властные структуры немного отдалены друг от друга. В России (в первую очередь) науку мало кто слушает.
Буквально неделю назад в городе Санкт-Петербурге боролись две концепции: одна - без сжигания, а другая - со сжиганием. Победила концепция со сжиганием.
Марина Катыс: В настоящее время в России работают 7 мусоросжигательных заводов. Сжигание мусора на них производится при температуре до 850 градусов Цельсия. При такой температуре образуется максимальное количество диоксинов, поскольку эффективное разрушение диоксинов возможно только при температурах выше 1 200 градусов.
Но ведь, кроме всего прочего, строительство мусоросжигательного завода - достаточно дорогое удовольствие. И можно ли рассматривать это как рентабельный процесс?
Алексей Киселев: Абсолютно нерентабельный процесс. Мы специально сравнивали экономику сжигания в австрийских мусоросжигательных печах и экономику сортировки. Ежегодно жители города Вена, где как раз находятся эти мусоросжигательные заводы, платят дополнительно к ставке вывоза мусора по 219 евро из своих налогов, которые платятся на нужды муниципалитета. Сжигание - это абсолютно убыточная отрасль.
Марина Катыс: А как вы считаете, сущетвует какая-то альтернатива такому решению вопроса?
Алексей Киселев: Безусловно. Начиная с обычного селективного сбора отходов в домах и заканчивая комплексной переработкой отходов. Таких технологий существует множество, в том числе - и российские разработки, и западные. Это раз в 10 дешевле, чем строить обычный мусоросжигательный завод той же самой мощности.
Марина Катыс: В России мусор всегда был огромной проблемой. Я уже не говорю о несанкционированных свалках, но даже существующие свалки, условно называемые "полигонами"... Хотя мне кажется, что они в большинстве своем не совсем соответствуют этому слову...
Алексей Киселев: В России нет ни одного полигона. Это некие углубления в земле, которые стали засыпать мусором.
Марина Катыс: Это же создает огромные экологические проблемы. Там идут и химические процессы, и биологические, выделяется газ, и все это уходит в грунтовые воды.
Алексей Киселев: В ряде регионов России местные предприниматели брали свалки в аренду. И как только эта свалка оказывалась в частных руках, люди начинали стараться извлечь из нее прибыль. То есть, они разобрали верхний слой, сделали обваловку, старались следить за тем, чтобы она не горела.
Однако, реально, чтобы в России появилось что-то современное - я пока не видел. То, что делает Москва с прессованием мусора и так далее, - да, это очень хорошо, но этого недостаточно.
Марина Катыс: А завод в Руднево?
Алексей Киселев: Насколько я знаю, они сейчас там занимаются как раз тем, чтобы построить цех самой глубокой сортировки отходов.
Марина Катыс: А почему жители так протестовали против строительства мусоросжигательного завода в Руднево?
Алексей Киселев: Жители не только протестовали тогда, но протестуют и сейчас. И совершенно обоснованно протестуют именно из-за тех же самых диоксинов и других загрязняющих веществ, которые (если верить проектной документации) должны были выбрасываться в концентрациях выше даже российских ПДК, не говоря уж о европейских.
Фильтры, которые могут это все очистить, существуют, но никто не знает - куда девать все то, что эти фильтры в себя соберут. Куда девать золу, куда девать шлак, куда девать пыль? С фильтров же все это надо снимать.
Раньше пыль просто смывали в канализацию. Что они будут делать сейчас - я не знаю.
Марина Катыс: Какой наиболее разумный альтернативный подход к проблеме мусора?
Алексей Киселев: Только сортировка, причем то, что предлагается и обсчитано для России (это экономически прибыльно, Европа через это прошла) - самая простая сортировка, то есть научить людей хотя бы отделять органику (то есть пищевые отходы) от всех остальных. Все остальное можно механически отсортировать уже на специальных предприятиях, которые опять-таки можно построить.
Правда, речь идет об инвестициях не в полмиллиарда долларов, не 500 миллионов долларов. Завод, по мощности равный рудневскому, стоит 2, 6, максимум - 8 миллионов долларов. Он будет отбирать до 80 процентов полезного вторичного сырья.
Все остальное, опять-таки, необязательно сжигать, необязательно возить на свалку. Существует комбинированный метод, позволяющий эти отжоды очень плотно спрессовать и сделать из них некие строительные материалы. Но в этом случае, мы не говорим о золе. Мы говорим о нетоксичных отходах.
Мы недавно общались с одним из преподавателей Лондонской школы экономики (это один из ведущих специалистов по экономике мусорной отрасли). Его основной постулат - как сделать мусорную отрасль выгодной - состоит в том, что любая сфера санитарной очистки города должна быть в частных руках. Когда компания частная и не получает никаких субсидий и дотаций, она вынуждена искать способы получать из мусора деньги. Будь то просто брикетирование, прессование, сбор и последующая продажа, будь то полный цикл переработки данной алюминиевой банки или данной пластиковой бутылки в другую алюминиевую банку или пластиковую бутылку.
В отрасль должны прийти люди, которые знают - как зарабатывать, как извлекать прибыль, люди, которые знают экономику процесса.
Марина Катыс: В США за последние 8 лет не было построено ни одного нового мусоросжигательного завода.
О том, как решается проблема бытовых отходов в Соединенных Штатах Америки, рассказывает наш нью-йоркский корреспондент Владимир Морозов.
Владимир Морозов: Трижды в неделю по моей улице Хикс в Нью-Йорке проезжает мусоросборочная машина. В среднем в день американец, так сказать, производит около 2 килограммов бытового мусора, почти вдвое больше, чем в других развитых странах. Три раза в неделю дворники выносят на улицу большие черные мешки из полиэтилена, в которые мы, жильцы домов, складывали свои небольшие мешочки с мусором. Отдельно на тротуаре - связки старых газет. Рядом - емкости, в которые сложены отходы, предназначенные для переработки (стекло к стеклу, картон к картону, пластмасса к пластмассе).
Из 200 с лишним миллионов тонн бытовых отходов, которые набираются в Америке за год, 27 процентов регенерируются, 16 сжигаются, и 57 процентов оседают на свалках.
Такой расклад не устраивает Эллин Коннет, сотрудницу Университета Св. Лаврентия из города Коннет, штат Нью-Йорк.
Эллин Коннет: Да, свалки - не самое худшее. По крайней мере, они не выделяют диоксинов, сильных ядов, но это не выход. Посмотрите на Канберру, столицу Австралии.
Там осуществляют план сведения отходов к нулю. Все виды новых упаковок должны быстро растворяться или легко перерабатываться в компост. Или регенерироваться. Строятся предприятия для переработки отходов, рядом другие - для производства изделий из такого сырья. Посмотрите на их веб-сайте.
Владимир Морозов: Моя собеседница и ее муж, профессор того же университета Пол Коннет - экологи, и порой слишком строги к обычным свалкам. Хотя свалки - давно уже не то, что мы привыкли понимать под этим словом. Это не яма, куда сваливают все подряд, и где бегают крысы. Нынешние свалки - огромные траншеи в земле, выстланные прочными синтетическими материалами. Открытую для осадков часть свалки ежедневно покрывают слоем земли.
На свалке Фреш Кьюс под Нью-Йорком среди персонала меньше рядовых мусорщиков, чем инженеров, биологов, химиков. Есть даже свой художник Мерл Эколес. Ее задача - оформить территорию так, чтобы через несколько лет на этом месте мог появиться живописный парк.
Свалки продолжают строить.
Основная головная боль экологов - это заводы по сжиганию мусора, один из основных источников ядовитых диоксинов.
Элин Коннет: С 1985 года по 1994 год удалось отменить планы по строительству более чем 300 мусоросжигателей. Экологи добились того, что за последние 8 лет в стране не построено ни одного нового мусоросжигателя.
Владимир Морозов: Но закрывают ли старые?
Эллин Коннет: Несколько раз удалось закрыть. Пару дней назад закрыли мусоросжигатель в городе Нэшвилл, штат Теннеси, но за это пришлось бороться 12 лет.
Владимир Морозов: Закрыть заводы по сжиганию мусора трудно. Они построены, в основном, на муниципальные деньги, то есть на деньги жителей региона, которые они вложили в муниципальные облигации. Пока печка работает, она приносит доход держателям акций. Закроют - они не получат ничего.
Могут найтись прогрессивные члены муниципалитета. Если они добьются закрытия мусоросжигателя, то этим лишат денег так много людей, что на следующих выборах никто не станет голосовать за этих смельчаков. Тем не менее, желающие прорвать замкнутый круг находятся.
Чаще проблему пытаются решать за счет различных дорогостоящих фильтров, но все больше людей понимает, что это вынужденная полумера.
Эллин Коннет: Мусоросжигатели есть не в каждом штате. На западном побережье США гораздо сильнее позиции у наших коллег-экологов, и там очень немного ядовитых печек. А на восточном, от штата Мэн до Флориды - полно. 10 только в нашем штате Нью-Йорк. Наибольшая концентрация мусоросжигателей в стране находится в пределах 50 миль от города Нью-Йорка.
Владимир Морозов: Остается утешаться тем, что в самом городе их все-таки нет.
В мае мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг признал, что все районы города возражают против строительства на их территории печей для сжигания бытовых отходов, но и за пределами города на это никто не соглашается.
Марина Катыс: Прокомментировать ситуацию с утилизацией бытовых отходов в России я попросила доктора химических наук, ведущего сотрудника Института органической химии имени Зелинского Российской академии наук, а также специалиста по диоксинам и уничтожению высокотоксичных веществ Сергея Юфита.
Сергей Юфит: Диоксины образуются именно при горении, но свалки - очень опасный объект для горения. Там слишком много смешанных компонентов, которые могут при горении давать диоксины. Свалка не должна быть свалкой. Это должен быть промышленный полигон с охраной, с пожарной командой, если нужно, который бы был экологически чистым.
Марина Катыс: Сергей Юфит - решительный противник сжигания мусора вообще и мусоросжигательных заводов в частности.
Сергей Юфит: Но теперь нам говорят так: выбросы современных заводов "чистые".
Да, я вынужден согласиться. Новые современные заводы могут быть экологически чистыми, но вы посмотрите там в графу - сколько это стоит? И нужно ли уничтожать мусор (в общем-то, все-таки бросовый материал) таким дорогим способом? Вот это очень важный момент.
Пустили в Москве этот переделанный спецзавод ≤ 2. Называется он - "Теплоэлектростанция на вторичном возобновляемом топливе". Замечательно. Но дело в том, что и топливо это дорогое, и электричество это дорогое. Потому что одно дело на газу получать пар и делать из него электричество, а другое дело - на мусорном ведре, которое выбрасывается на помойку. Правда ведь? И поэтому это все невыгодно.
И выгоду получить таким простым способом невозможно. Нужно искать что-то другое. Мусор - очень сложная проблема.
Марина Катыс: При сжигании на мусоросжигаительном заводе 1 килограмма поливинилхлорида, из которого изготовлены многие виды линолеума, оконных рам, электрооборудования образуется до 50 микрограммов диоксинов. Этого количества достаточно для развития раковых опухолей у 50 000 лабораторных животных.
Сергей Юфит: Если говорить об альтернативах, то первое: нужно резко сократить вообще образование мусора. Это вполне достижимо. На Западе "зеленые" очень борются против упаковок, которые не разлагаются. Естественной заменой пластмассовых упаковок является бумага, и многие фирмы, озабоченные своей репутацией, переходят на упаковку бумагой. А бумага - это уже такой отход, который легко утилизируется.
Если вы правильно ведете лесное хозяйство, то вы никакого ущерба не наносите. Никакого. Тем более что бумагу можно делать не только из дерева.
Потом, рецикл бумаги очень простой.
А второе направление - это сепарация отходов. Это очень трудно, конечно, - вводить сепарацию. За рубежом сепарация сильно развита, но не нужно обманываться: все равно это позволяет отсортировать не более 30 процентов мусора, а большую его часть так просто не разделишь.
Промышленный мусор разделить можно, и его в первую очередь разделяют на ту часть, которая компостируется. (Компост - хорошая вещь. Это удобрение.)
А вторую часть, некомпостируемую, (эта часть очень сложная).
Все сторонники мусоросжигания говорят: "Давайте нам некомпостируемую часть, мы и будем ее сжигать". Что же там некомпостируемое? Большая часть - это пластмасса. Но пластмассу можно перерабатывать. Самая опасная пластмасса - поливинилхлорид. Повсеместно от него отказываются, потому что он при горении выбрасывает большое количество диоксинов. Но, и кроме того, само производство ПВХ очень токсично. Все идет к тому, что поливинилхлоридне пластмассы постепенно всюду будут запрещены.
В общем, разделить весь мусор можно. И тогда, даже если идти по пути огневого уничтожения, там уже можно применять другие методы. Потому что есть перолизные методы, термолиз - то есть методы, при которых не производится открытого сжигания. Это означает, что у вас не будут образовываться диоксины.
Марина Катыс: По мнению экологов, наиболее разумным способом решения проблемы мусора является налаживание раздельного сбора бытовых отходов, а затем их переработка и вторичное использование. Как показывает опыт многих стран, это вполне осуществимо.
В переработке гексофторида урана будут минимизированы риски химической опасности: эксперт (Красноярский край)
добавить ресурс
.gif){kind=small}
Переработка мусора:
ТБО и другие проблемы современности:
© Дизайн Студии РОМАрт, 2004.